• Культура
• Творчество
• История
• Церковь-вера-благочестие

Гавриил Романович Державин сегодня фигура почти забытая, но в 18 веке блиставшая на литературном небосклоне. Его стихи поражали современников своей силой и как будто монолитностью. Но и сегодняшнему читателю, а тем более православному человеку, он был бы интересен.

Ода «Бог», наверное, одно из самых могучих и сильных в «светской» поэзии размышлений о сущности Бога, Его энергиях, Его домостроительстве во вселенной. Нельзя не привести его полностью.

О Ты, пространством бесконечный,

Живый в движеньи вещества,

Теченьем времени предвечный,

Без лиц, в Трех Лицах Божества!

Дух всюду Сущий и Единый,

Кому нет места и причины,

Кого никто постичь не мог,

Кто все Собою наполняет,

Объемлет, зиждет, сохраняет,

Кого мы нарицаем — Бог!

 

Измерить океан глубокий,

Сочесть пески, лучи планет

Хотя и мог бы ум высокий, —

Тебе числа и меры нет!

Не могут духи просвещенны,

От света Твоего рожденны,

Исследовать судеб Твоих:

Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает,

В Твоем величьи исчезает,

Как в вечности прошедший миг.

 

Хаоса бытность довременну

Из бездн Ты вечности воззвал,

А вечность, прежде век рожденну,

В Себе Самом Ты основал:

Себя Собою составляя,

Собою из Себя сияя,

Ты Свет, откуда свет истек.

Создавый всё единым словом,

В твореньи простираясь новом,

Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек!

Ты цепь существ в Себе вмещаешь,

Ее содержишь и живишь;

Конец с началом сопрягаешь

И смертию живот даришь.

Как искры сыплются, стремятся,

Так солнцы от Тебя родятся;

Как в мразный, ясный день зимой

Пылинки инея сверкают,

Вратятся, зыблются, сияют,

Так звезды в безднах под Тобой.

 

Светил возженных миллионы

В неизмеримости текут,

Твои они творят законы,

Лучи животворящи льют.

Но огненны сии лампады,

Иль рдяных кристалей громады,

Иль волн златых кипящий сонм,

Или горящие эфиры,

Иль вкупе все светящи миры —

Перед Тобой – как нощь пред днем.

 

Как капля, в море опущенна,

Вся твердь перед Тобой сия.

Но что мной зримая вселенна?

И что перед Тобою я?

В воздушном океане оном,

Миры умножа миллионом

Стократ других миров, – и то,

Когда дерзну сравнить с Тобою,

Лишь будет точкою одною:

А я перед Тобой – ничто.

Ничто! – Но Ты во мне сияешь

Величеством Твоих доброт;

Во мне Себя изображаешь,

Как солнце в малой капле вод.

Ничто! – Но жизнь я ощущаю,

Несытым некаким летаю

Всегда пареньем в высоты;

Тебя душа моя быть чает,

Вникает, мыслит, рассуждает:

Я есмь – конечно, есть и Ты!

 

Ты есть! – природы чин вещает,

Гласит мое мне сердце то,

Меня мой разум уверяет,

Ты есть – и я уж не ничто!

Частица целой я вселенной,

Поставлен, мнится мне, в почтенной

Средине естества я той,

Где кончил тварей Ты телесных,

Где начал Ты духов небесных

И цепь существ связал всех мной.

 

Я связь миров, повсюду сущих,

Я крайня степень вещества;

Я средоточие живущих,

Черта начальна Божества;

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь – я раб – я червь – я бог!

Но, будучи я столь чудесен,

Отколе происшел? – безвестен;

А сам собой я быть не мог.

Твое созданье я, Создатель!

Твоей премудрости я тварь,

Источник жизни, благ Податель,

Душа души моей и Царь!

Твоей то правде нужно было,

Чтоб смертну бездну преходило

Мое бессмертно бытие;

Чтоб дух мой в смертность облачился

И чтоб чрез смерть я возвратился,

Отец! – в бессмертие Твое.

 

Неизъяснимый, Непостижный!

Я знаю, что души моей

Воображении бессильны

И тени начертать Твоей;

Но если славословить должно,

То слабым смертным невозможно

Тебя ничем иным почтить,

Как им к Тебе лишь возвышаться,

В безмерной разности теряться

И благодарны слезы лить.

Это гимн Создателю, сотворившему весь и мир и человека, который в Божественном плане должен быть царём над тварью и богом по благодати! Автор не говорит о том, что послужило тому, что человек вынужден, будучи вершиной создания Божия, влачить подчас жалкое существование и умирать, но ему, как и любому православному человеку, это известно… Сама архаичность слога придаёт величие содержанию. Примечательно то, что эти строки были вдохновлены всенощной на Светлое Христово Воскресение в дворцовой церкви в 1780 году.

Исполнение оды «Бог» на Youtube, читает Константин Денисов: https://www.youtube.com/watch?time_continue=9&v=p2FkMnwsahM

Никто больше в истории русской поэзии не написал ничего подобного о Боге! Причем в максимальном следовании Православному вероучению. При этом никакой дидактики – это живейшее чувствование поэта!

Он очень часто обращался к библейским сюжетам. Гавриилом Романовичем были написаны более двадцати переложений Псалмов Давидовых. И, опять же, в них живое чувство поэта: события в его жизни вызывали чувства и размышления, сходные с теми, что переживал царь Давид. Так и рождались стихотворные переложения псалмов. Например, «Праведный судия» (переложение 100-го псалма: «Я милость воспою и суд…») был написан им в Петербурге в 1794 году, когда он приехал туда после рассмотрения одного его дела в Московском департаменте Сената: Державин переживал и взывал к заступничеству Божию, ратовал за справедливость решения судей и милость Творца к нему.

Поэт давал новым произведениям примечательные названия: «Праведный судия» (1789, Пс. 100), «Истинное счастье» (1789, Пс. 1), «Помощь Божия» (1793, Пс. 120), «На тщету земной славы» (1796, Пс. 48), «Желание в горняя» (1797, Пс. 83), «Братское согласие» (1799, Пс. 132), «Утешение добрым» (1804, Пс. 71), «На безбожников» (1804, Пс. 52), «Надежда на Бога» (1807, Пс. 45) и т.д. Но главное в этом, что может послужить уроком для нас, он соизмерял свою жизнь со словом Божиим и старался следовать именно этому слову, так что даже мысли святых Божиих людей становились и его мыслями.

Отражались в поэзии Державина и сомнения его современников в Боге и вере. И здесь Гавриил Романович зачастую выступал как их учитель и мудрый наставник.

Во все времена человека охватывало сомнение в бытии Божием, в бессмертии души. Именно стремление преодолеть это сомнение вызвало стихотворение «Бессмертие души». Поэт утверждает:

Жива душа моя! и вечно

Она жить будет без конца;

Сиянье длится беспресечно,

Текуще света от Отца.

…

Но если нет души бессмертной:

Почто ж живу в сем свете я?

Что в добродетели мне тщетной,

Когда умрет душа моя?

Мне лучше, лучше быть злодеем,

Попрать закон, низвергнуть власть,

Когда по смерти мы имеем

И злой, и добрый равну часть.

Если человек – одна лишь материя, и сознание - только результат биохимических процессов, к чему мораль, нравственность? Почему в любом человеке нравственные чувства приводят к миру в душе, а безнравственные копят тревогу и беспокойство, если всё в нём только «химия»?

Бываю весел и спокоен,

Когда я сотворю добро;

Бываю скучен и расстроен,

Когда соделаю я зло:

Отколь же радость чувств такая?

Отколь борьба и перевес?

Не то ль, что плоть есть персть земная,

А дух — влияние небес?

Но даже сама смерть показывает правду веры, истины бессмертия человека:

Болезнью изнуренна смертной

Зрю мужа праведна в одре,

Покрытого уж тенью мертвой;

Но при возблещущей заре

Над ним прекрасной, вечной жизни

Горе он взор возводит вдруг,

Спеша в объятие отчизны,

С улыбкой испускает дух.

И как итог размышлений поэта:

О нет!— бессмертие прямое —

В едином Боге вечно жить,

Покой и счастие святое

В его блаженном свете чтить.

О радость!— О восторг любезный!

Сияй, надежда, луч лия,

Да на краю воскликну бездны:

Жив Бог!— Жива душа моя!

Державин действительно, не только замечательный поэт своего времени, но и очень глубокий мудрый человек, которого любили и уважали многие современники независимо от его поэзии. Недаром им всегда восхищался Пушкин. Однажды на просьбу написать в альбом какие-нибудь свои стихи, Александр Сергеевич написал не свои, а державинские:

Река времён в своем стремленье

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей.

Строки эти сродни премудрости Экклезиаста. Они были начертаны на грифельной доске уже слабеющей рукой умирающего Державина. Но там есть и ещё строки:

А если что и остается

Чрез звуки лиры и трубы,

То вечности жерлом пожрётся

И общей не уйдет судьбы.

Гавриил Романович понимал, что время, в конце концов, пожрёт всё: забудутся люди, их дела, канут в небытие поэмы, дворцы и картины – всё поблекнет, растворится перед лицом вечности. Но это не пессимизм, как кажется на первый взгляд. Со словом «вечность» Державин всегда связывал Творца, Бога. По сути, всё, что мы имеем, - это жертва Создателю, кому всё и принадлежит. Умирая, человек расстаётся со всем, и Державин на смертном одре отпустил все привязанности и смиренно принял волю Творца.

Державин явил себя мудрым богословом и смиренным христианином в этих своих строках. Он истинно велик в них. Его последнее стихотворение — из тех вершин, какие уже нельзя превзойти, можно лишь встать рядом, но не выше.

• Назад
• Вперёд